Меня ты, дорогая, не вини
за то, что провожу в дорогах дни.
Опять от самых неотложных дел
к тебе я, как на крыльях, прилетел.
Где ни бывал я, где я ни ходил,
где я приют себе ни находил,
всегда жила ты в сердце у меня,
его своею верностью храня.
Я без тебя не проглотил куска,
воды не выпил малого глотка.
День без тебя тянулся, будто год,
Сон был не сон ? бессонный сонм забот.
И о тебе, единственной, грустя,
капризничало сердце, как дитя.
Да, без тебя встречал красавиц я
и был похож подчас на соловья,
что в вешнем заливается лесу,
готов любую восхвалять красу.
Да, без тебя порой я на пиру
любовную поддерживал игру,
и ласково рука моя тогда
чужой руки касалась без труда.
Но образ твой всегда со мною был,
излом бровей и взора нежный пыл, ?
и потому, поспешно не виня,
ты, дорогая, не брани меня.
Признаюсь, и отец я не такой,
что у детей все время под рукой,
и все глаза бедняжки проглядят,
пока ? в который раз! ? вернусь назад.
Заговорит ребенок об отце -
и вновь тревога на твоем лице,
и ты невольно бросишь взгляд на дверь,
что отняла меня у вас теперь.
Когда-то предков, что святым трудом
построили родимый отчий дом,
в далекие края гнала нужда.
Но кануло то время навсегда.
Мы странствуем совсем не потому,
что счастья не найти в родном дому.
Здесь, на земле отцов, его навек
оветский созидает человек.
Отчизна посылает нас туда,
где в дружбе с нами у людей нужда,
где мы о мире людям говорим
и этот мир для всей земли творим.
Как родины надежда и наказ,
ведет любовь по разным странам нас.
А в мире еще столько зла, вражды,
хоть есть в нем и цветущие сады,
хоть и за грубой крепостной стеной
природа пробуждается весной.
Когда он вспоминает дом родной,
детей с печальной верною женой,
стократ сильнее, чем любой палач,
терзает его душу детский плач.
Плач плачу рознь. Но плачам всем - исток
тот плач, которым изошел Восток.
Веками от горючих слез он чах
и стал от этих слез как солончак.
Везде, где дети, ? смех, и плач, и визг.
Бывает, и заплачет наш Парвиз.
Но это ? плач ребяческой поры,
невинный плач, наивный плач игры.
Похожа ль родниковая вода
на сель, которым плавится руда?
Пусть плачет сын твой, чем-то огорчен,
ты знаешь, дорогая, счастлив он.
Он счастлив и отечеством своим,
и матерью, счастливой вместе с ним.
Впервые жизнь за долгие века
на женщину не смотрит свысока.
Она во всем с мужчиной наравне
в моей свободной, радостной стране.
Гордимся, что она в стране родной
и государством правит, и семьей.
В ее руках, как от живой воды,
пустыни превращаются в сады.
Да и мужчина стал теперь иным,
ведь женщина совсем иная с ним.
И спутнику она на много лет ?
как свежий ветер, как познанья свет.
Ничто ее, как прежде, не гнетет.
Счастливым ее маленький растет.
А матери и надо-то всего ?
лишь слышать смех заливистый его.
Послушай, дорогая: мы должны
всех малышей избавить от войны.
Чтобы не взрывы ? шелест был страниц,
не зарево пожаров ? свет зарниц.
Чтобы учились дети всей земли
и счастье ей навеки принесли.
Мне, дорогая, руку протяни,
присядь со мной и на меня взгляни.
Будь хоть на миг, пускай и краток он,
как поутру раскрывшийся бутон.
Джони ширин , о сладкая моя,
слов твоих сладких ждал так долго я!
Пусть сеть морщинок на лице твоем,
джони ширин, седели мы вдвоем,
и в сердце с прежней силой вновь и вновь
кипит к любимой вечная любовь.
О седине не сокрушайся ты!
Еще любовь вплетет в нее цветы.
Еще мечта нам на Луне с тобой
шатер раскинет звездно-голубой
и, благосклонность юных дней храня,
откроет мудрость завтрашнего дня.
Джони ширин, послушай мой рассказ,
согрей беседу нетерпеньем глаз.
С хорошей вестью в дом вернулся я.
Знай, что повсюду есть у нас друзья.
Их главная забота ? мир крепить.
Большая честь - их близким другом быть.
Верны великой цели до конца,
наполнены любовью их сердца.
В любой беде и в радости любой
они, как братья кровные, с тобой.
Но главное, что в них так важно мне:
я их люблю за ненависть к войне!
Без мира и у солнца нет тепла,
и гаснет радость от дыханья зла,
и гибнет, искалечена войной,
неповторимость красоты земной.
Ты видишь, дорогая, как нужны
всем людям мы, чтоб не было войны!
И дружба настоящая нужна,
чтобы навеки сгинула война.
А ты на днях пожаловалась мне,
меня в невольной упрекнув вине,
что есть подруга у тебя одна
и все смеется над тобой она:
LХоть ты ? жена, а хуже, чем вдова!¦
Пусть в чем-то эта женщина права,
ведь вправду я в отъезде много дней,
но плохо все ж не думай ты о ней.
Должно быть, одиночество твое
наполнило сочувствием ее.
Она сказала это не со зла.
Лишь нужных слов подруга не нашла.
Обиду на подругу не держи.
Прости ее неловкость от души.
Ты вспомни, дорогая, о другом,
о главном и о самом дорогом.
Был юбилей поэта Рудаки.
К нам в дом пришли не только земляки.
Ну прямо целый мир у нас гостит!
Вот турок с русским за столом сидит.
Вот индианка что-то говорит,
и родинка звездой во лбу горит.
На ней ? ты, дорогая, мне прости -
такое сари, глаз не отвести!
А косы так же, как твои, длинны,
и так же, как твои, глаза черны.
И так же, как таджикская жена,
в хозяйстве разбирается она.
Но светочем добра и красоты,
джони ширин, была в тот вечер ты.
И платьице атласное твое
любовью сердце ранило мое.
Тебе хотелось так гостей принять -
как будто нежно каждого обнять.
Ведь был для них наш скромный дом
родной не просто домом - целою страной.
И от своей сердечной теплоты
и краше и моложе стала ты.
Ты помнишь, от твоей лепешки вдруг
кусочек отломил ангольский друг.
И о своей безрадостной судьбе стал,
как сестре, рассказывать тебе.
Он рос в краю, где все на свете есть,
полно алмазов, жемчуга не счесть,
и сахарного много тростника,
но жизнь для бедняка тускла, горька.
Никто его не ставит ни во грош
еще и потому, что темнокож.
LЯ черен, и родня моя черна,
и только в этом наша вся вина,-
гость говорил со сдержанной тоской.-
Но это ли вина, что я ? такой?
Пусть кожа цвета ночи у меня,
мне тоже не прожить без солнца дня.
Нам домом перестал быть отчий дом,
где нашим все построено трудом.
И не от солнца солнечной страны,
а от неволи черной мы черны.
Из мест родных неведомо куда
нас в рабство увозили господа.
Кто им позволил, кто им дал права
лишать людей и крова и родства?
Золотолюбцы белые страшны,
они делами и душой черны.
Не жаль для нас им брани и плетей,
они нас не считают за людей.
И никогда, ни нынче, ни в былом,
мы не сидели за одним столом.
Бок о бок в школу не ходили мы,
из одного котла не ели мы.
Но все же, с этой кожей цвета тьмы,
счастливой светлой доли жаждем мы!
Нас презирают белые, и все ж
их нипочем от нас не оторвешь.
От тех богатств, которыми полны
издревле недра нашей стороны.
От этих рук, что долго задарма
для белых набивали закрома.
Но нынче изменилось все вокруг.
Есть белый враг, но есть и белый друг.
И волей нашей дружбы, знаю я,
ты пробудишься, Африка моя!¦
Ты, дорогая, слушала его,
и вправду будто брата своего.
И все, чем поделился он с тобой,
рождало сострадание и боль.
Желание борьбе себя отдать
за то, чтоб людям больше не страдать.
А помнишь, там в кругу друзей сидел
и на гостей приветливо глядел
сам Тихонов, мой друг, большой поэт,
что сердцем юн, а волосами сед.
С ним стал похож на праздник разговор,
как и всегда бывало, с давних пор,
когда дружить учился у него,
им осветив дом сердца своего.
Учился у него я и любить,
учился к злу непримиримым быть.
Поездил с ним я по земле большой,
к нему я привязался всей душой.
Мы видели пустыни и пески,
рассвет в горах нам холодил виски,
хлестали нас дожди и ветер бил,
то камень изголовьем нашим был,
то засыпали в роскоши дворца,
то шли и шли тропою без конца,
безлюдье надоевшее коря,
со звездами по-свойски говоря.
Нас в городе толпа с собой несла,
нас восхищала тишина села,
и этой жизни боль и благодать
пытались мы, как тайну, разгадать.
В сорок девятом, помнится, в горах,
чье имя LГиндукуш¦ рождает страх,
мы по тропе карабкались крутой,
закатными лучами залитой.
Шел караван невдалеке от нас,
и песня колокольчика лилась.
Как каменный бесстрастный истукан,
о нас не ведал город Бамиян.
И скрылось солнце, и укрыла день
вечерняя загадочная тень.
И сами отворились тут для нас
ворота Искандера в звездный час.
Открылись без кинжала и меча -
любви, что, будто солнце, горяча.
В ночном Дуабе, в хижине простой,
под крышей из соломы золотой
нам, поклонившись, предложил ночлег
сердечный деревенский человек.
Он дал нам по циновке и разжег
веселый и уютный костерок,
И хоть о слез был едок дым костра,
могли бы так сидеть мы до утра.
Плов подоспел, и вкусный чай вскипел,
он в чайнике о чем-то тихо пел,
а за стеною с воем, как шакал,
холодный ветер бился и скакал.
Делится с нами кровом и едой
хозяин наш, афганец молодой,
обычаи отцовские храня
в дружбу настоящую ценя.
Он знал, откуда мы сюда пришли,
что ищем мы от родины вдали.
И может быть, читал он по глазам
про все, о чем мечтал годами сам.
Читал по лицам, как и чем живет
пославший нас сюда большой народ.
Народ, что всем народам - друг и брат ,
и в их борьбе опорой быть им рад.
Был счастлив наш хозяин: перед ним
всплывало завтра сквозь летучий дым.
И видел он свой горный край родной
свободною, счастливою страной.
Горел костер, неслышно время шло,
и Тихонов так мудро и светло
смотрел на горца. Были мы тогда -
как косточка из одного плода.
Все больше наш хозяин понимал,
как человек без дружбы слаб и мал.
Соседи мы,- припомнилось ему,-
Меж нами ? только светлая Аму.
Сближают нас м много славных лет
свет живой воды, и дружбы свет...
Укутавшись накидкой шерстяной,
ушел афганец. Стал он нам родной.
Ушел, простился, статен и хорош,
осанкою на Гиндукуш похож.
Костер, что ночью хижину согрел,
к утру неторопливо догорел.
Все так же ветер бил в громады скал.
И караван отправки ожидал.
Последний язычок огня погас.
И сон последний отлетел от глаз.
И вспомнился до боли отчий дом
и все, что словом LРодина¦ зовем.
И дети, и любимая жена.
Так в путь! Туда, где ждет тебя она.
Все эти чувства, трепет их и пыл
мой ленинградский друг со мной делил.
Друг друга легче нам познать в пути.
Ты, дорогая, сердце друга чти.
Каких друзей обрел в дороге я!
Из разных стран земли ? мои друзья.
Вернулся я в Таджикистан, домой,
к тебе, друг верный, самый лучший мой.
Вернулся к близким, к землякам своим,
чтоб рассказать о том, что видел, им.
Чтобы в конце нелегкого пути
вновь на вершину горную взойти
и с ненасытной жадностью смотреть
на все, за что готов я умереть:
на водопада светлые воды,
на цветники, на пышные сады,
на тихие долины и поля.
Как ты прекрасна, отчая земля!
Хочу я жить судьбой твоих сынов.
Да будет то основою основ!
Хочу я петь любовь, хочу любить,
в застольях тамадой веселым быть,
л горьким быть, и сладким, как со дна
испитой чаши - капелька вина.
Хочу всем сердцем, чтоб другим помочь,
как хлопкороб, трудиться день и ночь.
Пусть никому я на своем веку
не кланялся, но кланяюсь ростку,
ведь расцветает в саженце любом
дехканина прекрасная любовь.
Хочу я быть рабочею рукой,
что, беспокоясь, в мир несет покой.
Хочу быть каплей звонкой родника
иль света, что летит издалека.
Так почему мне говорят подчас:
'Надолго ль ты задержишься у нас?¦
Так почему же думает иной,
что я ? лишь гость в стране своей родной?
О нет, не гость я, боже упаси!
Не гость я,? у моей земли спроси.
Не птица, у которой нет гнезда,
не дальная бесстрастная звезда.
Не явленная кем-то второпях
случайная улыбка на губах.
Я здесь родился, а не где-нибудь,
отсюда начат жизни светлый путь.
Здесь для меня начало всех начал,
здесь голос мой впервые прозвучал,
здесь первый поцелуй и первый стих,
здесь в дружбе я бессмертья суть пост
Мы, дорогая, в юности вдвоем
построили с тобой наш общий дом.
Таджикский дом,- все больше в нем друзей
со всех концов родной планеты всей.
Таджикский дом своим друзья зовут,
как дома, мир и правда в нем живут!
Да, дорогая, твой обычный дом -
он сам о счастье говорит твоем!
(1959)